В конце августа в Санкт-Петербурге прошел Первый всероссийский педагогический форум, участники которого направили президенту Медведеву резолюцию о «крайне тяжелом положении российского образования».
В этом документе внимание акцентируется на четырех болевых точках – это новая экономическая модель управления образованием – подушевое финансирование, введение ЕГЭ, выхолащивание воспитания из образовательного процесса и внедрение в школьную программу религиозных предметов. Прокомментировать резолюцию мы попросили начальника управления образования Дзержинска Людмилу Трофимову.
– Людмила Анатольевна, наши дзержинские педагоги принимали участие в Первом всероссийском педагогическом форуме?
– Нет. Мы не получали никакой информации, никаких приглашений. Такое впечатление, что это мероприятие готовилось для узкого круга лиц. В нем приняли участие 167 человек – насколько их мнение может служить точкой зрения даже какого-то слоя педагогического сообщества? Это несерьезно. Слишком кулуарно. Дзержинск – небольшой город, но у нас в ежегодной педагогической конференции участвуют, как правило, более пятисот человек.
– Какое впечатление произвела на вас резолюция?
– Первое, чем авторы резолюции возмущены, это тем, что «реализуемая «экономическая» модель управления образованием приводит к фактическому сокращению гарантий доступности бесплатного образования для граждан». Нам с коллегами эта фраза непонятна. Мы в нормативном финансировании, отраслевой системе оплаты труда, видим больше положительного. Не надо убеждать людей в том, что лежит на поверхности. Цифры говорят сами за себя. Прежде, когда мы получали субвенцию, трудно было разделить ее на все образовательные учреждения – не хватало денег. Нам не объясняли, как эта сумма формируется, нормативов никаких не было. Сколько дали – будь доволен. Теперь, когда финансируется образовательная услуга, объем ее определяется количеством обучающихся, а у нас в городе 21 тысяча школьников – мы вздохнули свободней. 26 миллионов только на учебные расходы в год – это нам никогда даже не снилось, мы такие счастливые!
– Поэтому в этом году так хорошо с учебниками?
– Конечно! Кроме 26 миллионов, 10700 были выделены еще и на учебники! Три года назад мы были самые последние в области по обеспеченности компьютерной техникой – сейчас в авангарде идем. Спортивное снаряжение не закупали вообще – сейчас оно у нас появилось, оборудовали медицинские кабинеты, оформили имущественные и земельные отношения. Никогда не было в истории города Дзержинска, чтобы школы меняли станки в мастерских для ребятишек, – и это сделано! Многие образовательные учреждения закупили технику, вытяжные шкафы, карты, таблицы, оборудование для кабинетов физики, химии, чучела, скелеты.
– А ложка дегтя есть?
– Пострадали от новой системы финансирования в основном сельские районы, города покрупнее оказались в выигрыше. То, что школа с малой наполняемостью экономически неэффективна, понятно без всяких нормативов и расчетов. Мы оптимизировали свою сеть, не трогая городские школы, за исключением восьмой, которая имела статус начальной. Закрыли те учреждения, где наполняемость была ну явно недостаточной – 11 человек в Желнинской школе, 23 – в Бабушкинской, 5 – в начальной школе №17 – это Гавриловка. О чем тут говорить? На 5 учеников – 10 работников. Ладно, экономически невыгодно, здесь и качество обучения страдает. Пусть учитель будет семи пядей во лбу, но он не сумеет дать качественный урок, когда рядом за партами сидят первоклашки, третьеклашки и четвероклашки.
– Но в классах-монстрах, создание которых провоцирует новая система финансирования, обучение, вероятно, тоже не на высшем уровне идет?
– Когда я была учителем иностранного языка, классы на группы не делили. У меня в классе было 44 ученика. Я с урока выходила как выжатый лимон – такой был интенсив. Но это было в радость. Есть такая вещь, как профессиональный педагогический азарт, – я должна их научить! Тут два момента подстегивают, держат учителя в тонусе – гиперответственность перед большим количеством детей за то, что ты должен их научить, и необходимость держать класс. Дело не в количестве детей, а в личных качествах учителя.
– То есть монстры все-таки будут?
– В советское время наша городская образовательная сеть была рассчитана на 40 тысяч обучающихся. Вот тогда действительно были классы-монстры! А сегодня у нас 21 тысяча, то есть 50%! Сейчас, конечно, и цифры предельной наполняемости поменялись, и санитарные правила – 44 человека в класс уже не посадишь, максимум 25. Меняются также учебные планы, увеличивается потребность в помещениях, и при лицензировании школы меняют свои плановые показатели. Так, школа №15 изначально была рассчитана на 1200 человек, по сегодняшним нормативам – уже на 850. И даже при этом мы имеем мощный запас площадей.
– Но это сейчас, а через несколько лет, когда страна будет выходить из демографической ямы?
– Тут можно привести в пример такую ситуацию. Два класса по 16 человек, из одного ребенок выбывает. Можно держать два класса, посадив учителей на голый оклад. Можно объединить ребят в один, довольно большой коллектив. А можно провести агитацию – может быть, кому-то удобно перейти в те школы, где не хватает учеников? От создания классов-монстров мы будем уходить, тут важно директорам школ научиться контактировать друг с другом.
Вообще, в последние годы норматив в 25 человек мы не выдерживали. Набирала школа в первый класс 19 человек – и мы открывали его. По прошлому году у нас средняя наполняемость уже 23,5 человека – и это хороший показатель, которого стоит придерживаться.
– Людмила Анатольевна, а есть в резолюции пункты, по которым вы солидарны с ее авторами?
– Единственная проблема, которая у меня тоже вызывает недоумение, – это сокращение штатов в общеобразовательных учреждениях. В федеральной методике, по которой рассчитываются эффективные и неэффективные расходы, есть такая позиция, как соотношение педагогических работников к прочему персоналу. И почему-то в прочий персонал вошли и те, кто занимается педагогической деятельностью – психологи, логопеды, социальные работники, старшие вожатые, воспитатели ГПД. К прочим относятся и директор, и завуч. При этом есть рекомендация, что должно быть процентное соотношение педагогов – «кормильцев» и прочих сотрудников – «нахлебников», должно быть соответственно 60% и 40%. Это неправильно. Конечно, у нас есть перекосы. Мы посмотрели штатное расписание в некоторых школах и увидели, что кто-то явно жирует. Зачем тебе, например, 24 ставки младшего обслуживающего персонала, когда фактически физических лиц на этих ставках всего 12?
– Но там, наверное, настолько мизерные оклады, что людям приходится брать по пять ставок…
– Так это сейчас можно вырулить без штатного расписания. Отраслевая система оплаты труда дает возможность установки доплат, коэффициентов, использовать стимулирующую часть. Но все-таки методика в этом плане несовершенна. Она не учитывает, например, что в школах есть коррекционные классы. При подсчете эффективности работы учреждения их не берут в расчет, а они между тем более затратны, поскольку в них по нормативу наполняемость маленькая. Так что здесь участники форума правы.
– А в отношении ЕГЭ правы они или нет?
– Я поначалу была противницей ЕГЭ. Боялась, что внешняя экспертиза, независимая оценка, может обнажить нашу несостоятельность. А потом подумала: а разве неправда, что государственная итоговая аттестация в школе стала проформой? Аттестаты выдавали всем, тройки ставили всем. Об этом хорошо знали балбесы, которые не хотели учиться, их родители. И я обрадовалась, что мы получим объективную оценку, которая заставит пересмотреть всех участников педагогического процесса свое отношение к учебе. Дети поймут, что в школе надо учиться, родители – что просто так документ о среднем образовании не дадут, учитель – что оценки должны быть объективными.
– К сожалению, пройдя в Интернете несколько демонстрационных вариантов ЕГЭ, не могу согласиться. Растревожили меня два момента. Первый. Математику, которую я и в школе не знала, а сейчас и вовсе не понимаю, в чем смысл вопросов, мне удалось сдать на твердую тройку…
– Момент случайности? Но он везде, наверное, есть.
– Говорят, что это закономерность. Что тесты ЕГЭ составлены так, что наиболее вероятный результат – это тройка. Четверку, а тем более пятерку, получить трудно, но и двойку тоже.
– Мне сейчас сложно об этом судить. Вот как раз сейчас, до 15 сентября, на базе НИРО проходят совещания по каждому предмету с анализом КИМов. Специалисты должны проанализировать – насколько вопросы соответствуют школьной программе, насколько они корректны.
– Вот, кстати, пример некорректности вопроса. Сдавала я обществознание. Мне предложили ответить, верны ли следующие суждения: «Истина относительна, потому что мир изменчив и бесконечен» и «Истина относительна, потому что возможности познания определяются уровнем развития науки». Любой христианин ответит, что оба утверждения неверны, – для него истина существует. И ответ окажется неправильным, поскольку для авторов теста истина в том, что истина относительна. Был бы экзамен в устной форме, я могла бы показать свои знания предмета, выведя их за грань мировоззренческих категорий.
– Я согласна. Мы всегда в школе ставили задачу научить детей выражать свои мысли, анализировать, логически сопоставлять факты, делать выводы – и сейчас все это как будто должно уйти за ненадобностью. Но, думаю, ситуация с ЕГЭ будет меняться. Мне почему-то кажется, что ЕГЭ будет альтернативой традиционной форме экзаменов, – выбирай, что хочешь. Нельзя так однобоко подходить к оценке результата всего образовательного процесса.
– Не кажется ли вам парадоксальным, что авторы резолюции одновременно говорят о выхолащивании воспитания из образовательного процесса и о недопустимости духовного воспитания?
– Здесь я опять с ними несолидарна. Человек должен твердо стоять на земле. У него должно быть нечто мощное, что поддерживало бы в плане моральном, духовном, нравственном. Должен быть стержень. Сверху в учебные планы стали вводить религиозные дисциплины – значит, мы начали открыто признавать, что школа терпит фиаско, что она такой стержень сейчас дать не может. Это шанс исправить положение.
– Загвоздка только в том, кто это будет реализовывать. На семинарах по «Истокам» подчас сгораешь от стыда за поведение учителей, которые ведут этот предмет. Что такое хорошо и что такое плохо детям объясняют люди, оскорбляющие докладчика гулом разговоров в аудитории, перезвоном телефонов… Основы духовности и нравственности будут давать они же?
– Капля камень точит. Надо начинать. Если мы будем ждать, что подрастет когорта педагогов, воспитанных в этом духе, то мы потеряем поколение учеников.